Ровно 100 лет назад, 24 марта 1906 года в Харькове, в семье бухгалтера-железнодорожника появилась на свет девочка, которой было назначено Богом стать известной певицей и покорить сердца миллионов людей.

В чем же секрет Клавдии Шульженко, которую называют украинской Эдит Пиаф? Красивая женщина, талантливая актриса, проникновенный приятный голос – однако все эти качества в отдельности не были уникальными. Секрет – в самой личности певицы, в обаянии и блеске этой удивительной женщины, которую фанатично любили миллионы поклонников. Когда на финальном концерте «Песня-99» Людмиле Гурченко вручили премию имени Клавдии Шульженко, актриса сказала: «Я имею много разных наград, но эта – всех дороже».

Уже 16летней Клавдия Шульженко поступает актрисой в Харьковский театр. Внимательный к дебютантам режиссер Николай Синельников обращает внимание на то, что девушка весьма музыкальна, и устраивает ее к своему другу, профессору консерватории – брать уроки вокала. Вскоре известный тогда киевский поэт Павел Герман пишет специально для нее песню «Кирпичики», которая в исполнении Клавдии становится настоящим хитом. На сюжет этой песни был даже снят художественный фильм – случай в истории кинематографа беспрецедентный.

В 1929 году Клавдия Шульженко уезжает в Ленинград, а затем в Москву – становится звездой эстрады, снимается в кино, выходят ее грампластинки.

В это время, политизированное донельзя, Шульженко откровенно предпочитает озорные и лирические песенки о любви, о чувствах, о простых людях – совершенно безыдейного содержания. Вот самые известные ее номера 30-х годов: «Дружба» («Когда простым и ясным взором…»), «Ты помнишь наши встречи», «Ах, Андрюша!», «Дядя Ваня», украинская песня «Распрягайте, хлопцы, коней!», испанские — «Челита» и «Голубка», танго польского композитора Ежи Петербургского «Утомленное солнце»… Как и все эстрадные исполнители в СССР, не избежала Клавдия Шульженко идеологических проработок. В газетах писали: «Убогие шансонетки, безвкусно подаваемые Клавдией Шульженко». Но каких-либо репрессий артистка избежала, и в то же время ни разу не участвовала в чьей-нибудь травле, не подписывала осудительных воззваний в чей-то адрес.

Началась война. Шульженко отправилась в Ленинград. Там ей выдали военную форму, и певица стала рядовым Красной Армии, а ее коллектив — фронтовым джаз-ансамблем. В то время ее сыну Игорю было 9 лет, и чтобы не оставлять мальчика одного дома, Клавдия Ивановна брала его с собой.

«Эти поездки на фронт были смертельно опасны, - вспоминает Игорь Кемпер, - Как-то мама возвращалась из прачечной, и в этот момент налетели немецкие самолеты. Один из них опустился так низко, что она увидела лицо пилота. Успела прижаться к стене — пули прошли буквально над головой.»

Как-то после концерта к артистке подошел один из старших офицеров и попросил ее выступать в вечернем платье. Солдаты измотаны войной, военная форма надоела. С тех пор Клавдия Шульженко пела на фронте только в вечерних платьях. Чемоданчик с платьями возила с собой. Пробираясь по улицам блокадного Ленинграда под обстрелом, прикрывала чемоданчик и приговаривала «Только не в платья, только не в платья!»

В репертуаре певицы появляются военные песни - "Давай закурим", "Партизаны", "Мы из Одессы моряки", "Не скрывай…". И конечно же, знаменитый «Синий платочек», ставший чем-то вроде народного гимна, наряду с всеми любимой «Катюшей». Это был романс, написанный еще до войны, известным польским композитором Ежи Петербургским, исполнялся известными тогда эстрадными исполнительницами – Юрьевой, Руслановой, Юровской. Клавдии Шульженко довоенный текст показался банальным, и в свой репертуар она эту песню не включила. Однако в 1942 году, выступая перед гвардейским подразделением, защищавшим Ладожское озеро и «Дорогу жизни», певица познакомилась с лейтенантом М.А. Максимовым, написавшим новый – бесхитростный и невероятно трогательный текст на всем знакомую мелодию. «Мне сразу понравились простые, берущие за душу слова,— вспоминала К. И. Шульженко.— В них было много правды. У каждого из защитников нашей Родины, у каждого воина есть одна, родная женщина, самая любимая, близкая и дорогая, за горе, страдание, лишения, за разлуку с которой он будет мстить врагу... И вскоре я уже пела фронтовой «Синий платочек» для своих слушателей. С тех пор песня эта навсегда осталась в моем репертуаре».

Клавдия Шульженко была человеком независимым, острым на язык, унижения ни от кого не терпела. Отношения ее с Советской властью складывались по-разному – то получше, то хуже.

Сыну Шульженко задали вопрос, приходилось ли его матери общаться с Иосифом Сталиным.
    «Сталин признавал только два театра — Большой и МХАТ. Эстрадников он считал изгоями. В то время слово “эстрадник” звучало как оскорбление. Из генсеков маме довелось общаться только с Леонидом Брежневым. При нем она получила звание народной артистки СССР, а на 70-летие он подарил ей новую квартиру в центре Москвы. А звание народной артистки России мама получила благодаря одному очень высокопоставленному товарищу, который однажды поехал с ней на гастроли.»

Настоящий конфликт получился у Шульженко с министром культуры СССР Екатериной Фурцевой. Еще при первой встрече Фурцева стала рекомендовать певице, что ей исполнять. Клавдия Ивановна резко ответила, что со своим репертуаром разберется сама. После развода с мужем у Шульженко возникла серьезная проблема с жильем. Она отправилась на прием к Фурцевой, но та заставила ее несколько часов ждать в приемной. Рассердившись, Клавдия Ивановна ушла, сказав секретарше: «Передайте своей начальнице, что она дурно воспитана». Обратилась по поводу жилья к Хрущеву, но тот вновь переслал письмо Фурцевой. На сей раз министр встретилась с Шульженко и посоветовала «быть скромнее». На что Клавдия Ивановна ответила: "Вы, Екатерина Алексеевна, бывшая ткачиха, ныне министр культуры. Кем вы будете завтра, неизвестно. А я певица, которую любит народ. И всегда будет любить".

И действительно – Клавдия Шульженко была подлинной народной артисткой. Звания ей давали в последнюю очередь, но она говорила: «Я и без всяких званий – народная».

Галина Вишневская, часто исполнявшая песни Шульженко, отзывалась о ней так:

«С самого появления её на сцене я попадала под обаяние её огромного мастерства, её внешнего облика, её пластики, отточенности её движений. В каждой песне возникал определённый сценический образ, каждая песня была законченным произведением, со своим вступлением, развитием и финалом. Эстрадный жанр очень опасен лёгкостью и соблазном соскользнуть на дешёвые эффекты, на убогие актёрские трюки, у которых одна цель: ублажить публику. Клавдию Шульженко никогда не покидало чувство меры - она была удивительная артистка. Прекрасные выразительные руки, богатая мимика - всё отражает внутреннее, душевное движение. Всё искренне прочувствовано, естественно исполнено и умно рассчитано. Она никогда не пела с микрофоном.

Голос у неё был небольшой, но очень приятного тембра. Она будто и не пела, а легко и свободно напевала, не фокусируя звук, что немедленно создавало особую атмосферу интимности и неизменно покоряло зрителя».

Песни Шульженко – целые небольшие спектакли, она создавала образы самых разных женщин. По-прежнему она не увлекалась партийным официозом, а пела лирические вещи о жизни и любви, вкладывая в творчество душу. И народ отвечал ей обожанием.

Конечно, у женщины-звезды вряд ли могла легко и спокойно сложиться личная жизнь. Первая любовь Шульженко – харьковский поэт Иван Григорьев. С ним она прожила несколько лет, хотя и не была официально замужем. Затем ее буквально отбил у Григорьева музыкант Владимир Коралли – отбил, угрожая браунингом. Брак Шульженко с Коралли продлился 25 лет, у них появился сын Гоша. Отношения складывались очень непростые. Были измены, была дикая ревность со стороны мужа. В народе даже ходила эпиграмма: «Шульженко боги покарали – у всех мужья, у ней – Коралли». Наконец, случился развод. Через некоторое время в жизни певицы появился ее давний воздыхатель – кинооператор Георгий Епифанцев, моложе ее на 12 лет. Он давно писал Шульженко восторженные письма. Но и с ним жизнь не сложилась – частые ссоры, ревность, и наконец после восьми лет совместной жизни – расставание.

Владимир Кемпер-Коралли завещал похоронить свое тело рядом с телом бывшей жены – и это завещание было исполнено. «И с тобой не могу, и без тебя не могу», писал он.

К своей внешности певица относилась с большим вниманием. Что, впрочем, оправданно: внешность для артистки – рабочий инструмент. Одевалась только у модельеров. Москонцерт мог пошить для Шульженко концертные костюмы бесплатно – но она отказывалась, видя ткани и костюмы, которые шили в мастерских Москонцерта. Парфюмерией пользовалась только французской, тратя бешеные деньги. Даже будучи пожилой, ежедневно час занималась гимнастикой, много времени проводила перед зеркалом, накладывая макияж. «Я не могу выйти к столу с лысым лицом», - говорила она. Внукам запрещала называть себя бабушкой, поэтому в семье ее звали Бусей.

Рассказывают, что у Шульженко была любимая собака – болонка Кузя. Однажды, когда певица приехала с гастролей, собака бросилась ей навстречу – и попала под машину. Погибла на глазах у хозяйки. Клавдия Ивановна месяц не могла выступать, потеряла голос. В «Известиях» появился фельетон «Тузик в обмороке». Журналисты осуждали певицу за то, что она отказывается петь из-за смерти какой-то собаки.

Но ей было наплевать на мнение прессы.

В последние годы жизни, когда Клавдия Ивановна уже не могла работать, главным ее утешением был рояль. Врачи рассказывали о последних днях певицы, что приходя в сознание – сердце уже отказывало – она шептала «к роялю! К роялю!» 17 июня 1984 года перестало биться сердце Клавдии Ивановны, полное любви к людям и к искусству.

Ее похоронили на Новодевичьем кладбище. В день похорон шел дождь, но когда гроб с телом опускали в землю, выглянуло солнце, словно прощаясь с ушедшей.